Протесты в Иране вспыхнули в сентябре прошлого года, после того, как в отделении полиции скончалась арестованная курдская девушка, 22-летняя Жина Махса Амини. Хоронить ее пришел весь ее родной город, Саккез.
После этого массовые выступления против режима вспыхнули на ее родине, в иранском Курдистане, а затем распространились по всей стране, охватив и столицу, Тегеран, и иранский (южный) Азербайджан, и ряд других районов. Их лозунгами стали «Женщина, Жизнь, Свобода!» и «Смерть диктатуре!». Власти ответили подавлением протестов, расстрелами, убив около 500 человек. Тысячи оказались в тюрьмах, причем несколько человек были казнены. Однако убитые были и среди силовиков — около 50 человек. Некоторые протестующие, прежде всего в регионах, населённых этническими меньшинствами, сами стали применять оружие.
В настоящее время протесты стихли, однако время от времени они вспыхивают снова. Во время Новруза протестующая молодежь забрасывала полицию самодельными бомбами.
У протестов в Иране имеются весьма глубокие причины. Их осознание помогает с одной стороны, понять, почему, несмотря на постоянные выступления, государство до сих пор не рассыпалось, и почему участники протестов не преуспели. С другой стороны, у иранских протестов есть экономическое и социально-культурное основание, которое никуда не исчезает и постоянно порождает социальные и политические землетрясения.
Иранская элита — чиновники и члены их семей — это лица, которые контролируют не только политическую и административную власть, но и управляют всеми крупными государственными и частными компаниями. Эти компании получают госзаказы, субсидии и налоговые льготы. Работают они не особо эффективно, транжирят средства, получая огромные деньги из казны. А деньги для казны зарабатывает все остальное население. Практически Иран стал кормушкой для коррумпированных чиновников и бизнесменов, для сверхбогатых семей, миллионеров, которые через государственные и связанные с ними частные компании распределяют финансовые потоки. Все пронизано непотизмом, все назначают своих братьев, племянников и друзей руководить предприятиями. Если они утратят власть, то потеряют и деньги. Богатство и власть связаны в один узел. Это держит их вместе и заставляет держаться за власть. Ради таких богатств и власти они готовы убивать сколько угодно.
Но подобная неэффективная система (в особенности, в условиях санкций, которым подверглась страна), не может способствовать экономическому росту. Из 90 млн иранцев больше половины живут за чертой бедности. Рост ВВП, по прогнозам, может составить в текущем году 2%. Инфляция составила, по официальным данным, около 50% в год, но затем (это случилось несколько месяцев назад) правительство вообще перестало публиковать соответствующую статистику. Тем не менее известно, что цены на мясо за последний год выросли на 90%. Это стало одной из причин протестов во время Новруза — многие семьи не смогли купить продукты, необходимые для празднования Новруза.
Иранская политико-экономическая система тесно связана с религией и, по сути, своей является теократией. Во главе страны стоит духовный лидер, обладающий почти абсолютной властью. Более 30 лет этот пост занимает аятолла Али Хаменеи. Выборные чиновники в Иране, включая президента, всего лишь обслуга, предназначенная для исполнения его указаний, и сам президент — не более чем слабый администратор, курирующий экономический блок при сильном пожизненном правителе. Иран — это велает-э-факих, государство верховного правоведа-богослова, призванное реализовывать на земле божественные предначертания. Людей, которые выступают против режима, порой официально обвиняют в «преступлениях против бога».
Проблема состоит в том, что государство, которое выбрало для себя подобную идеологию, в действительности очень мало соответствует роли, которую оно само себе приписало. То, как устроена иранская система, мы указали выше. Если прибавить к этому распространяемые в Инстаграме фотографии сыновей и дочерей иранских духовных лиц, военных и министров, на которых молодые люди снимаются полуголыми на фоне роскошных вилл, то не стоит удивляться тому, что авторитет режима сильно пошатнулся в последнее время.
С другой стороны, в протестах сегодня принимают участие главным образом представители поколения зуммеров, люди, родившиеся в нулевые годы и принадлежащие к различным социальным классам (кроме высших). Они страдают от массовой безработицы и отсутствия социальных лифтов. И кроме того, это — первое глобализированное поколение, сформировавшееся в интернете. Для девушки, которая учится в университете, смотрит сериалы, общается в чатах и красит волосы в синий или розовый цвет, верховный лидер Ирана, 83-летний Али Хаменеи и вся иранская верхушка — это Парк Юрского периода. С точки же зрения Хаменеи, требованиям юных особ, которые не знакомы со священными книгами и религиозным правом, в принципе нельзя уступать. Ибо любые уступки такого рода, во-первых, «греховны», а во-вторых, могут лишь привести к новым уступкам (ибо протестующие войдут во вкус) и ослабят систему.
Два культурных и социальных слоя — иранская многоклассовая молодежь и правящая каста пожилых людей (многие из них пришли во власть после анти-монархической революции 1978-1980 гг) — несовместимы по социальным и социально-культурным причинам. Время работает против иранской верхушки просто в силу демографического фактора. С другой стороны, верхушка режима и оплачиваемые ею силовики демонстрируют свирепость и силу, которой протестующие не обладают.
Одна из проблем революций в том, что для того, чтобы сломать существующую власть, их участникам нужно научиться убивать и умирать. Не вполне понятно, как это возможно без религиозной веры (в широком смысле слова). Например, современные либералы не способны ни на что, по этой же причине — они так не могут (либералы времен американской революции могли, но это были в массе своей верующие протестанты, полагавшие что они держат в руках «меч Бога и Гедеона»). На картинках, изображающих «счастливый будущий Иран», популярных у молодых людей, мы видим юношей и девушек, которые вместе сидят в кафе, пьют вино и в большинстве случаев не носят хиджабы. Все это естественные желания, которые не стоит подавлять. Но сами по себе они не выглядят как нечто, способное вызывать подлинное восстание.
Революции должны так же уметь строить, предлагать позитивный идеал, а не только уничтожать старое. За более чем полгода протестов никто так и не выдвинул программу политических и экономических преобразований, хотя, известно, что большая часть протестующих иранцев сочувствует западным либеральным обществам.
Чтобы снести шаха иранская революция в 1978-1979 потеряла не менее 10-15 тысяч человек убитыми за год-полтора борьбы. В феврале 1979 года в восставшем Тегеране полмиллиона человек приняли участие в успешном вооруженном восстании против правительственных сил. Как бы они это сделали, если бы не было веры в спасение на небесах или в то, что в результате революции люди сумеют установить на Земле Золотой век равенства, гармонии и свободы, подлинный рай?
Акбар Гударзи — духовный лидер шиитской секты Форкан, боровшейся сначала против шаха, а потом против режима Хомейни в 1979-1980 гг., это тоже осознавал (его организация сражалась за мир без богатых и без начальников — мир, основанный на трудовом самоуправлении на фабриках и в жилых кварталах, и погибла в борьбе с режимом исламской республики — даже его постигла эта участь!). Но как иранцам, не обладающим подобно верой, сломать барьер из силовиков и разрушить исламскую республику? Пока что реальность не демонстрирует эту их способность. Возможно, руководство исламской республики коррумпировано и развращено годами власти, но оно вовсе не утратило способность к насилию.
Если цель — просто отдохнуть с друзьями, не носить головной платок и потанцевать на улице, то все это понятно и достижимо, например в случае выезда за границу. Но вряд ли это может побудить к борьбе, имеющей для многих — чужих и своих смертельный исход. Либерально настроенная часть молодежи (а таких много, хотя и не все протестующие разделяют подобный взгляд на вещи) мечтает о легкой беззаботной жизни. Не то, чтобы они не имели права на подобные мечты. Просто жизнь с ее зачастую смертельно опасным выбором, с ее принудительным, тяжелым и несвободным трудом, с ее нищетой и богатством, с ее национальными противоречиями (что особенно верно для Ирана и заслуживает отдельного обсуждения), с ее сложными подчас неразрешимыми проблемами, — настоящая жизнь не укладывается в либеральные догмы. Впрочем, из современных либералов или тех, кто к ним близок, могут получиться хорошие правозащитники, но такие люди не могут быть ни воинами, ни по настоящему глубокими мыслителями.
Но, возможно, со временем иранский режим все же рухнет под тяжестью противоречий. Дело в том, что он своей бесхозяйственностью и экономической неэффективностью породил слишком много проблем. Жарким летом начинаются сбои с электроэнергией (устаревшие электрические сети не выдерживают нагрузки), реки высыхают (результат неправильного использования водных ресурсов) и все вместе вызывает бунты. К ним присоединяются рабочие фабрик, которые не получили вовремя зарплату, фермеры, которым нечем поливать поля, жители бедных кварталов, лишенных чистой воды, торговцы на базарах, у которых перестали покупать продукты и другие товары, потому что у людей нет на это денег. Иранская верхушка оказалась в изоляции, настроив против себя основную массу населения.
Михаил Шерешевский, политический аналитик, эксперт по Ближнему Востоку
Minval.az
